Вем помогу!

Обвинительная речь

1. Понятие и значение обвинительной речи

Говоря о речи прокурора в суде первой инстанции всегда имеют в ви­ду обвинительную речь. Это и понятно. Являясь органом уголовного пре­следования, прокурор приходит в суд для того, чтобы поддержать то обви­нение, которое было сформулировано органами предварительного рассле­дования. Его деятельность в суде и выступление в судебных прениях в по­давляющем большинстве случаев имеют обвинительную направленность. Однако нельзя не учитывать, что представляя государство, прокурор осу­ществляет уголовное преследование только до тех пор, пока оно находит основания в материалах уголовного дела и обязан отказаться от обвинения, если оно в судебном заседании не подтверждается. В этом случае прокурор тоже выступает с речью, но она носит принципиально иной, чем обвини­тельная речь, характер. В дальнейшем изложении при отсутствии соответ­ствующей оговорки речь прокурора употребляется в значении обвини­тельной речи.

Обвинительная речь - это речь государственного или частного об­винителя, в которой он доказывает суду виновность подсудимого в совер­шении преступления. В литературе встречаются и более развернутые оп­ределения обвинительной речи, включающие указание на её содержание и значение, что представляется излишним, т.к. эти понятия имеют собствен­ный смысл.

В чем значение обвинительной речи? Очевидно, оно должно быть свя­зано с целями и задачами участия прокурора в судебном рассмотрении де­ла, вытекающими из его процессуальной функции. При всей спорности ьо-проса о функции прокурора в уголовном процессе обвинительная направ­ленность его деятельности не вызывает сомнения. Являясь органом уго­ловного преследования и обеспечивая присущими ему методами закон­ность предварительного расследования, прокурор является в суд для того, чтобы доказать обоснованность предъявленного подсудимому обвинения. Его задача в судебном рассмотрении дела, следовательно, заключается в том, чтобы убедить суд, что обвинение основано на полученных законным способом доказательствах, которых достаточно для постановления обви­нительного приговора. Прокурор в суде и поддерживает обвинение (в ма­териальном смысле счова), и осуществляет его (в процессуальном смысле). Это государственное обвинение, поскольку прокурор является представи­телем государственного органа, цель существования которого - защита го­сударственных и общественных интересов от правонарушений, совершае­мых в том числе и отдельными лицами.

Исходя из этого, значение обвинительной речи прокурора состоит в следующем:

-  прокурор в своей речи подводит итоги не только судебного следст­вия, но и предварительного расследования, дает оценк> этой деятельности, констатирует достижение её целей. Его речь свидетельствует о том, что длительная и трудная работа органов предварительного pat следоЕ1ания по раскрытию преступления и изобличению лица, его совершившее), завер­шена успешно,

-  прокурор подводит итоги и своей деятельности как государственно­го обвинителя. Обвинительная речь - это кульминация всей предшествую­щей деятельности прокурора, в ней в окончательном виде формулируется обвинение и выражается адресованная суду просьба о придании подсуди­мого виновным и наказании его. В обвинительной речи прокурор имеет последнюю возможность с учетом данных судебного следствия уточнить формулировку обвинения, его юридические признаки,

-  обосновывая обвинение перед судом, разворачивая перед ним цепь уличающих обвиняемого доказательств, прокурор способствует формиро­ванию у судей внутреннего убеждения в виновности подсудимого, необхо­димого для принятия правильного решения по делу,

-речь прокурора имеет огромное воспитательное В1здей^твие не только для присутствующих, но и общества в целом, она убеждает в неот­вратимости наказания, в торжестве закона и справедливое™.

Заметим, что такое значение, однако, может иметь ье любая обвини­тельная речь, а лишь та, которая удовлетворяет предъявляемым к ней тре­бованиям.

Первое (и основное) требование заключается в том, чтобы обвини­тельная речь была аргументированной. Это значит, что ни одною тезиса, ни одного слова не должно быть произнесено без обоснования ею доказа­тельствами. Требование доказанности в равной мере относится ко всем выводам и предложениям прокурора: о виновности подсудимого, о квали­фикации его действий, о характеристике личност л, о заявленном граждан­ском иске, о причинах совершения преступления. Требование аргументи­рованности, обоснованности обвинительной речи является пэямым следст­вием лежащего на обвинителе бремени доказывания, ь г илу которого именно прокурор обязан доказать виновность подсудимого, недоказанная им вина равняется доказанной невиновности. Ни один другой участник уголовного процесса не несет обязанности доказать обвинение и бремя по­следствий невыполнения этой обязанности в виде оправдательного приго­вора суда. Предъявление этого требования к обвинительной речи проку­рора тем более важно в условиях признания состязательдого характера уголовного судопроизводства и принципа презумпции невиновности. Как указал Конституционный суд РФ в постановлении от 20 апреля 1999 г. N 7-

П , при полной или частичной недоказанности, а также сомнительности обвинения защита вправе рассчитывать на вынесение судом оправдатель­ного приговора либо, соответственно, на признание подсудимого винов­ным в менее тяжком преступлении, чем ему вменяли органы расследова­ния. Такая позиция зашиты является допустимой формой отстаивания ин­тересов подсудимого, ибо суд при этих обстоятельствах обязан следовать принципу презумпции невиновности, закрепленному в статье 49 Консти­туции Российской Федерации, согласно которой обвиняемый в соверше­нии преступления считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном федеральным законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда. Из этого принципа в сово­купности с принципом состязательности (ст. 123 ч. 3 Конституции Россий­ской Федерации) спедует, что суд вправе устанавливать виновность лица лишь при условии, если доказывают ее органы и лица, осуществляющие уголовное преследование. Суд, инициируя продолжение следственной дея­тельности по обоснованию обвинения, по сути выполняет не свойственную ему обвинительную функцию.

Рассматривая уголовные дела, суд осуществляет исключительно функцию отправления правосудия и не должен подменять органы и лиц, формирующих и обосновывающих обвинение, поэтому не устраняемые ими сомнения в виновности обвиняемого в силу ст. 49 (ч. 3) Конституции Российской Федерации, толкуются в пользу последнего. Таким образом, если органы уголовного преследования не смогли доказать виновность об­виняемого в полном объеме, это должно приводить к постановлению в от­ношении обвиняемого оправдательного приговора или обвинительного приговора, констатирующего виновность обвиняемого в менее тяжком преступном деянии.

Обвинительная речь, рассматриваемая как одно из важнейших средств осуществления уголовного преследования, не будучи аргументированной не способна выполнять эту важную роль, не сможет повлиять на решение суда и убедить судей в справедливости требований обвинителя. Все то, что доказательствами не подтверждается, из обвинения должно быть исключе­но. Являясь органом государства, прокурор обязан устранить все ошибки, допущенные в стадии предварительного расследования. Необоснованное обвинение не способствует возникновению доверия к позиции прокурора, умаляет его авторитет. Следует помнить, что убеждающим воздействием обладает не собственная убежденность прокурора, но та совокупность до­казательств. на которых его убеждение основано. Как бы ни был красноре­чив прокурор, любое его слово, не подтвержденное доказательствами, лег­ко оспоримо.

¹ См.: Вестник Конституционного суда РФ. -1999. - №4.

Второе требование, предъявляемое к обвинительней речи, это её объективность. Объективность свя*ана с аргументированностью, ибо оз­начает, что содержащиеся в ней положения осноианы иг. материалах дела Вместе с тем, требование объективности имеет самостоятельное значение. Объективная речь всегда аргументирована, но не нсякая аргументирован­ная речь объективна. Для того, чтобы обвинительная речь была признана объективной, она должна не просто опираться на доказательства, но опи­раться на все доказательства, в том числе учитывать и те, которые проти­воречат обвинительной версии лли опровергают обвинение. Прокурор не вправе не только исказить содержание док&затедьс гь, но опойти молчани­ем те факты, которые ему невыгодны. Прокурор не впраЕе обвинять «во что бы то ни стало», защищая «честь мундира», прикрывая огрели, допу­щенные и не выявленные им в стадии расследования. Не сл/чайно А.Ф.Ко­ни называл прокурора публично говорящим судьей, что означает не вы­полнение им общей с судьей функции, на то, что прокурор не вправе быть менее объективным и менее справедпивьем, чем судья. Провозгласив при­оритет человеческой личности, Конституция РФ (сг.2) возложила на госу­дарство в лице его органов обязанность признавать, соблюдать и защищать права и свободы человека и гражданина (ст. 18) и гарантиронала каждому государственную защиту его интересов (ст. 45). Представляя в уголовном процессе обвинительную власть государства, прокурор защищает не толь­ко общественные интересы как таковые, но и интересы отдельной лично­сти, являющиеся важной частью общественного интереса. Необъектив­ность прокурора означает, что он настаивает на незаконном и необосно­ванном приговоре, а это извращает сущность прокуратуры как государст­венного органа, призванного обеспечить в стране соблюдение законности.

Третье требование заключается в том, что обвинительная речь долж­на быть содержательной и конкретной. Хорошо известны слова Л.Ф.Кони' «Лучше ничего не сказать, чем сказать ничего». Конкретная р;'чь всегда содержит четкое указание на то, в каких именно дейстмях обвиняется подсудимый, какие обстоятельства нуждаются в обосновании для того, чтобы вина подсудимого была установлена, и какими дэказательствами эти обстоятельства подтверждаются. Обвинитель!-ая речь, не мохет состо­ять из общих рассуждений и ничего не значащих фраз. Цветами красноре­чия не заменить скрупулезного, детального анализа доказательств и стро­гого, последовательного изложения фактов. Примероу такой неконкретно­сти обвинения может служить речь присяжного поверенного Урусова по известному делу Мироновича в качестве гражданского истца,

Миронович обвинялся в убийстве 13-летней Сары Бек|:ер. Единствен­ным доказательством убийства выступал его сексуальный мотив, который объективно ничем не подтверждался, однако Урусов исходил из него, как из установленного факта. Он говорил: «Почему, ради чего он убил Сару Беккер⁷ Он убил ее не с обдуманным заранее намерением а в запальчиво-

emu и раздражении, вследствие неудавшейся попытки воспользоваться невинностью, попытки, оставленной вследствие ее сопротивления (за­метим, что подозрение на сексуальный мотив возникло лишь в рез>льтате позы трупа, лежавшего поперек кресла с раздвинутыми ногами и задран­ной до колен юбкой, никаких следов полового насилия, нарушения девст­венности потерпевшей, а также следов от её сопротивления на теле Миро­новича не было обнаружено), «но не сопровождавшейся, по-видимом\, -продолжал он, - никакими реальными последствиями, и б которой он на суде не обвиняется (к чему же, если не обвиняется, об этом и говорить⁹) Еаи бы он не }>бил ее, он обвинялся бы в покушении на изнасилование, со­единенное с растлением и она бы против него свидетельствовала на cvde и он был бы осужден Чтобы этого не было, он ее убил Он убил ее в поры­ве бешенства и страха, боясь быть застигнутым на месте преступления (бездоказательное предположение). Итак, хотя изнасилования нет (адво­кат и сам признает пустоту своих рассуждении), хотя в судебно-медицинском смыс ге покушение на растление ничем не может быть до­казано, но тем не менее обстоятельства дела приводят к непоколебимому заключению, что в основе дела лежит чувственность Мироновича» (вот так доказательств нет, но уверенность непоколебима) Почему же избрал Урусов такой путь для своего выступления'' Он сам ответил на этот во­прос" «   если нет мотива так не о чем говорить»

Защищая Мироновича, присяжный поверенный С А Андреевский в связи с этим заметил' «Прокурор рисует в своем воображении свои кар­тины, не имеющие не единой опоры в вещественных следах, делает пред­положения признанные профессором Эргардтом (экспертом) «из всех не­возможных невозчожностей самыми невозможными» и недопущенные никем из других ученых (т е.экспертов) А гражданский истец говорит прямо нам довольно одного мотива Лакомка на ребенка - и убил Но за что же⁹ Не касаясь к ребенку, не пытаясь завладеть им, ые получив ника­кого отпора, ни одной царапины? Нет, так рассуждать невозможно Ма-ю ли кому чего хочется от живого существа, а другие его убивают Вам л отелось поскорее наследство получить от старого богача, а его убивает вор, - и вас буоут судить топько потому, что вы не огорчены его смер тью? Разве допустимо уличить одним мотивом, когда самого факта не существует ^/»

Требованиг конкретности не означает, что в обвинительной речи не­уместны общие рас суждения. Напротив, они часто не только украшают об-винительн) ю речь, но и необходимы для правильного понимания сути об­винения, если только связаны с обстоятельствами дела Рассуждения о ценности и неповт оримости человеческой жизни, например, уместны по

¹ Речи известных русских юристов   - С 528-542 ^: Там же -С 126

делу об убийстве, они показывают общественную опэснсчть этого престу­пления. Рассуждения об общих целях уголовного наказания помогают обосновать нравственную и юридическую оправданность предлагаемой прокурором меры наказания. Вопросы психологин полезнь для обоснова­ния оценки того или иного доказательства, как. например, в следующем отрывке из речи Кони по делу о подлоге расписки в 35 тысяч р>блей се­ребром от имени княгини Щербатовой.

«Если сравнивать действия человека, поступающего законно и пра­вильно, с уверенностью в своей правоте, с действиюни человека преступ­ного, то в них всегда можно подметить резкие отличительные черты, яркие особенности Человек, сознающий правоту своих действий, не бу­дет говорить о них с украдкою, не станет действовать, по возможности, без свидетелей, не будет стараться затем подговорить их «на всякий случай», не станет скрывать следов того, что совершил и запасаться такими данными, которые должны лишить веры всех, которые могут усомниться в правильности его действий

Совершенно в обратном направлении будет действовать тот, кто сознает, что поступает нечисто и дурно У него явятся и подставные свидетели, и сокрытие следов. Иногда на помощь правосудию придет и другое, довольно нередко встречающееся в преступлениях свойство, ви­новный проболтается, проговорится, и сам поможет таким образом разъяснить дело. Желание похвастать, неумение вовремя промолчать-слишком общие и частые явления в :>кизни человека. Иногда виновный да­ет против себя оружие, проговаривается под влиянием отягощенной со­вести, которая настойчиво требует з.оть косвенного признания Но чаще бывает, когда он совершит какое-нибудь ловкое действие и видит в том силу и торжество своего ума. С подобного обстоятельства приходится начинать исследование улик и по настоящему делу»'.

Четвертое требование к обвинительной речи сосз оит в её нравствен­ности, соответствии этическим требованиям. Речь может бь ть и страстной и пылкой, но не должна быть раздраженной, не должна свидетельствовать о личной неприязни прокурора к подсудимому. Известно, что А Ф. Кони, будучи обер-прокурором Сената, отстранил от дальнейшего участия в деле одного из товарищей прокурора за такое высказываний о подсудимом: «Ну, хоть я и проиграл, зато ему всю морду сапогом вымазан». Задача про­курора в суде - не «морду подсудимого сапогом вымазать», но доказать его вину, помня, что подсудимый еше не есть виновный, что оскорбление под­судимого, унижение его чести и достоинства употреблением бранных эпи­тетов - есть оскорбление и унижение достоинства самой ^винительной власти. Поэтому недопустимо говорить о подсудимых так, как эго сделал будучи Генеральным прокурором СССР печально известный А.Я. Вышин-

¹ Кони А Ф Избранные произведения... -С. 287.

ский: «Жило-было дело, называлось дело лаборантов за № 2504 Жило-было и его не стало Есть дело - нет дела. Правда, его не съела свинья, как у Гоголя, но его съели свиньи по предварительному между собой соглаше­нию на общей для них платформе». Комментарии, как говорится, излишни При анализе картины преступления, описании личности подсудимого, его взаимоотношений с потерпевшим, тем более при исследовании интим­ных обстоятельств жизни необходимы такт и чувство меры. Личное благо­родство оратора является куда более сильным средством >беждения, чем бранные слова в адрес противника. Требование нравственной допустимо­сти ораторских приемов, безусловно, относится ко всем выступающим в прениях, однако прокурор, представляя государство всей СЕОей деятельно­стью, в том числе и речью, должен свидетельствовать, что в обвинении подсудимого с его стороны нет ничего личного, что такие требования, ко­торые предъявлены к подсудимому, государство предъявляет к любому гражданину. Всегда можно найти достойные для выражения своих чувств слова.

2. Содержание обвинительной речи прокурора

Практически вся литература, посвященная рассматриваемому вопро­су, предписывает оратору в своем выступлении изложить политическую оценку дела, фабулу преступления, анализ и оценку доказательств, обос­нование квалификации преступления, характеристику личности подсуди­мого и потерпевшего, соображения по поводу меры наказания и причин, способствовавших совершению преступления. Вместе с тем почти все пи­шущие на эту тему отмечают, что речь не должна быть шаблонной или стереотипной, однако вышеприведенная структура речи и есть шаблон, из­бежать которого можно, лишь предоставив оратору право с амостоятельно определять содержание и структуру своего выступления, подчиняя их пре­следуемым в данном процессе целям и исходя из конкретных особенно­стей рассматриваемого дела.

В обвинительной речи, конечно, присутствуют названные компонен­ты, однако все её содержание направляется на обоснование виновности подсудимого в совершении преступления, правильности гредъявленного ему обвинения, его законности и обоснованности. Виновность подсудимо­го - главный элемент обвинительной речи, подчиняющий себе все её ос­тальное содержание и предопределяющий её структуру. Но что значит -доказать обоснованность предъявленного обвинения? Когда предъявлен­ное подсудимому обвинение может считаться доказанным? Очевидно, ко­гда совокупность имеющихся в деле доказательств позволяет категориче­ски утверждать, что в действиях подсудимого имеется состав преступле­ния. Охватывая как фактическую, так и юридическую стороны деяния, со-

став преступления выражает его объективную и субт.ек|ивную сороны Доказывание состава преступления означает обоснование утверждения, что подсудимый совершил приписываемое ему деяние, чго это деяние яв­ляется общественно опасным, те нарушающим определенные обществен­ные отношения и потому запрещенним законом под страчсм наступления уголовной ответственности, и что подсудимый сов?ршит его умышленно или по неосторожности, т.е. виновен   Столь сложная стр/кгура состава преступления требует скрупулезного анализа фактических обстоятельств дела и доказательств, относящихся к каждому из его элементов поэтому простого перечисления доказательств и ишожения их содержания, подоб­но тому, как это делают следователи при составлении обвинительного за­ключения, недостаточно Если прокурор говорит «Випа псдсудимого до­казана показаниями потерпевшей, из которых следует, что ока обнаружила исчезновение из шкафа хранившихся там денег», то or попускает доста­точно распространенную на практике ошибку Приведенные показания по­терпевшей могут служить лишь доказагепьством факга исчезновения оп­ределенной суммы денег, г.е. подтверждать один из элементов объектив­ной стороны состава преступления, да и это обетоятельггао зще нуждается в проверке и сопоставлении с другими доказательствами, однако по отно­шению к вине подсудимого это доказательство индифферентно   Точно так же лишены доказательственного значения встречающиеся в прокурорской практике утверждения   о том, что подсудимый уличается в совершении преступления актом судебно-медицинского исследования трупа ai кото­рого следует, что смерть наступила в результате, например, рефлекторной остановки сердца, или о том. что вина подсудимого подтверждается про­токолом осмотра места происшествия или обыска Каждое1 i этих доказа­тельств устанавливает какой-либо факт, находящийся в определенной свя­зи с другими фактами. Доказывание вины подсудимого н совершении пре­ступления заключается в выявлении этой связи, что требует не просто пе­речисления доказательств, но их скрупулезного анализа В противном слу­чае в деле может оказаться большое количество эока.-;атеп1ств, подтвер­ждающих, например, наличие какого-либо элемента объгк гивной стороны состава преступления, например, факта пропажи j енег, недпе гаточного для того, чтобы с достоверностью сделать вывод не голыш о совершении оп­ределенным лицом действий, образующих объег^тивную сторону состава преступления, но и совершение этих действий кем бн то ни было

Нечто похожее имело место по дету Каструбо-Кагчшкого и Дмитрие­вой, обвиняемых в краже процентных бумаг на сумму около 38 гыс руб­лей Заявление о совершении кражи or Галича поступило ?2 июля 1868 го­да, однако потерпевший затруднялся точно определил, 1де (в городском или деревенском доме) и когда (в июне или июле) произошла кража, по­скольку наличие ценных бумаг давно н; проверял, а ее ти и проверял, то не пересчитывал Подозрение пало на племянницу Галича Дмитриеву, кото-

рая продавала ценные бумаги под чужим именем, она в свою очередь по­казала, что бумаги для продажи дал ей её любовник Карицкий, который однажды ночевал в доме Галича, в кабинете, где и хранились деньги.

Защищая Каструбо-Карицкого, Плевако обращал внимание суда на то, что обвинителем не представлено других доказательств совершения кражи его подзащитным, кроме показаний Дмитриевой. Он говорил «Прежде всего я должен заметить, что ни обвинитель, ни защитник Дмитриевой не доказывали вам прямо виновность Карицкого в тех преступлениях, в которых обвиняется он по определению московской судебной палаты Нет. они требовали от вас разрешения других вопросов, которые, правда, наводят на некоторые размышления, способны далее бросить тень на Карицкого, но в смысле прямого обвинения ничего не доказывают ни за, ни против него

Таких вопросов поставлено перед вами три- доказана ли связь Кариц­кого с Дмитриевой, доказано ли свидание их в остроге и, наконец, имела ли какие-нибудь основания Дмитриева для своей клеветы? Затем, разрешив утвердительно два первых из этих вопросов и отрицательно последний, обвинение заранее торжествовало победу.

Ноя не признаю этой победы... В самом деле, если вырешите, что и связь и свидание Дмитриевой с Карщким доказаны, и в то оке время ска­жете, что Дмитриева могла все-таки оклеветать его - то и в таких от­ветах ваше обвинение еще не найдет для себя прямой опоры При налично­сти трех фактов, о которых идет речь, пред нами встает новый, самый существенный в деле вопрос, на который еще нет ответа достаточно ли их для обвинения, можно ли на основании только этих фактов признать Карицкого виновным?» ' Присяжные согласились с доводами защитника

Причиной неубедительных речей обвинителей часто становится не­умение анализировать доказательства, делать логически обоснованные вы­воды из подтвержденных ими промежуточных фактов. Главный вопрос, который прокурор, поддерживая обвинение, решает для себя, это вопрос о том, какие факты должны быть им доказаны, чтобы у суда не осталось со­мнений в том, что подсудимый виновен в совершении преступления. Эти факты и образуют, по Сергеичу, боевую схему речи, о которой речь шла выше.

Возьмем для примера уголовное дело по обвинению С. в убийстве своей жены 3. В ходе расследования было установлено, чте С, за два ме­сяца до происшествия вступивший в зарегистрированный брак с 3., празд­новал наступление Нового года вместе с ней, её подругой Л и мужем под­руги в принадлежащем ему частном доме. Утром 1 января между присут­ствовавшими в доме возникла ссора на почве ревности, испытываемой С к своей жене и Л., в ходе которой 3. был нанесен удар ножом в область

¹ Плевако Ф Н Избранные речи...- С. 75-76

сердца, от которого она и умерла. С. было поедъшшнс обвинение в умышленном убийстве.

Что должен был доказать прокурор для обоснования вины С. в судеб­ном заседании при отсутствии прямых доказательств?

Первое - наличие у С. мотива к убийству, т.е. ревности.

Второе - отсутствие мотива к убийству у Л. и её мужа.

Третье - отсутствие у 3. мотива к самоубийству.

Четвертое - физическую невозможность самоубийства.

Пятое - ложность показаний С, а для этого • время ннступления смер­ти и наличие инсценировки,

Группировка доказательств вокруг этих обстоятельств позволяла убе­дительно обосновать вывод о совершении обвиняемым вмененного ему преступления.

Таким образом, нельзя доказывать виновность подсудимого в целом, для этого необходимо обосновать ряд тезисов, закономерно приводящих к основному выводу. Иногда требуется доказывать, чю и нкри минируемое подсудимому деяние имело место, иногда - что это деяние t одержит состав преступления или что его совершил именно подсудимый. В других случа­ях - требуется доказать наличие умысла или обосновать неосторожность.

Разумеется, задача обвинения решается проще в дела к, где имеются прямые доказательства совершения преступления определенным лицом. В таких случаях основная задача обвинителя сводится к обоснованию досто­верности обвинительных доказательств. При этом релью забывать, что совершение лицом общественно опасного деяния возможно л при отсутст­вии вины, поэтому субъективная сторона преступления - всегда предмет особой заботы обвинителя.

Обвинение может быть построено и по иной схеме. Например, в слу­чае наличия у подсудимого алиби одним из важнейшие элементов обвини­тельной речи является его опровержение, а в случае признания подсуди­мым вины - обоснование добровольности такого призна-пи. Иногда для обоснования виновности одного подсудимого прокурор лолжен доказать невиновность другого.

Такой способ доказывания мне пришлось использовать много лет на­зад при осуществлении обвинения по делу А. и П., соьершишшх в ночное время разбойное нападение на гражданина Борисова, в xons которого ему был нанесен удар ножом, приведший к смертельному исходу. Борисов не был допрошен, так как, несмотря на сделанную ему операцию, умер, одна­ко, придя в себя, успел рассказать об обстоятельствах убийства своей ма­тери. По словам матери, удар ножом был нанесен старшим jo нападавших, одетым в пиджак. Старшим был А., ему на момент совершения преступле­ния исполнился 31 год, он трижды судим, в том числе и эа совершение разбойного нападения, сопряженного с вовлечением в него малолетнего. Именно он в тот вечер был одет в пиджак. П. было всего 15 лет, и одет он

был в белую рубашку. А. своей вины не признавал. В судебном заседании оба подсудимых утверждали, что А. передал свой пиджак П.. а последний к тому же заявил, «по удар ножом нанес именно он.

Для доказывания вины А. в умышленном убийство пришлось значи­тельную часть речи посвятить обоснованию невиновности П., а для этого доказать, что его признание вины - самооговор. Это в свою очередь потре­бовало обоснования мотива самооговора (в суде П. заявил, что ему «все равно больше десятки не дадут»), допустимости и достоверности произ­водного доказательства - показаний матери потерпевшего (которая была следователем допрошена раньше, чем произошло задержание подозревае­мых), неубедительности показаний П. (он не смог описать оружие престу­пления и сказать, где взял и куда его затем выбросил), их противоречиво­сти (первоначально П. изобличал в совершении убийства А.), сравнения и оценки данных о личности обоих подсудимых.

Выступая вторым, защитник П. не мог не сказать, что его задача поч­ти полностью выполнена прокурором.

Обвинительная речь может быть построена на основе данных о лич-ности подсудимого или потерпевшего или их противопоставлении. Во гла-в> угла могут быть положены причины, которые привели к преступлению -все зависит от того, какую цель избрал обвинитель в качестве непосредст­венной. Поэтом)' заранее предписывать прокурору определенную структу­ру речи не только нецелесообразно, но и не нужно, и даже вредно Струк­тура речи, её композиция определяется логикой доказывания, избранной прокурором стратегией. Нельзя загонять живую речь в жесткие рамки. Не случайно уголовно-пропессуальный закон (ст. 248) указывает, что проку­рор обязан представить суду свои соображения лишь по поводу примене­ния уголовного закона и меры наказания в отношении подсудимого. Как, каким путем прокурор придет к обоснованию этих соображений, зависит от избранной им линии поведения, в конечном итоге - от обстоятельств конкретного дела.

Сказанное не означает, что в речи прокурора нет места оценке пре­ступления с точки зрения его общественной опасности, англизу причин и условий, способствовавших совершению преступления, но разбор любых, в том числе и этих, обстоятельств должен быть подчинен основной цели обвинительной речи. Если по делу нет спора о вине, то со всей остротой может встать вопрос о целесообразности применения к подсудимому уго­ловной репрессии, о необходимости назначения наиболее строгой или да­же исключительной из предусмотренных законом мер наказания. В таком случае не исключено, что центр тяжести обвинительной речи придется на обоснование опасности преступления, демонстрации его последствий, сте­пени причиненного общественным и личным интересам вреда. Значитель­ного внимания в этом случае заслуживает личность подсудимого. А там, где прокурор полагает возможным смягчение уголовной репрессии, его

речь направляется на изобличение общественных портков, которые приве­ли к совершению преступления и по поводу которых необходимо частное определение суда.

Точно так же самостоятельно и творчески, руководств} ясь внутренней логикой обвинительной речи, прокурор избирает поспедоэателиность из­ложения своих доводов. Однако представляется, что фабула обвинения прокурором должна излагаться во всех случаях, иначе слушатели могут не понять, к чему относятся те или иные доводы. Освешде. событие преступ­ления, прокурор одновременно сообщает план своего выступления, опре­деляет, на что будет направлено ею внимание. Если в «>де судебного следствия обстоятельства дела претерпели изменения, прокурору следует акцентировать на этом внимание, показать, каков был характер и объем обвинения по обвинительному заключению и что из этого обвинения он намерен поддерживать в настоящий момент. Возможно, что уже при изло­жении фабулы обвинения потребуется приведение доказательств - если спор вызывает её преступный и уголовно-наказуемый xapairrep (например, имело место убийство или самоубийство).

Доказав наличие события преступления, следует обосновать его со­став, т.е. сразу же дать его юридическую квалификацию, и лишь потом пе­реходить к изложению доказательств, подтверждающих совершение пре­ступления подсудимым. Однако если спорной является именно квалифи­кация деяния, а не участие в нем подсудимого, последовательность изло­жения аргументов может быть изменена. Бесспорно установленное всегда целесообразнее излагать ранее спорного тогда на него мот но опереться в своих рассуждениях, использовать как логическое основание для после­дующих выводов.

Совершенно очевидно, что нельзя заранее указать, в какой момент выступления прокурор должен сообщить суду свой взгляд на обществен­ную значимость преступления и нужно ли ему будет это делать вообще. Преступление может не иметь большого общественного значения, однако его общественная опасность, как предусмотренного уголовным законом деяния, слишком очевидна, чтобы говорить о ней без необходимости обос­новать тот или иной вид наказания или его конфетный р&змер. Там, где это необходимо, для демонстрации общественной значимости преступле­ния можно привлечь данные о распространенности этого вида преступле­ния в соответствующем регионе, о низменности мотивов, которыми руко­водствовался подсудимый. Для обоснования особой общественной опасно­сти преступления можно использовать данные о страдания> потерпевшего и наличии отдаленных вредных последствий. Общественная опасность преступления может проявиться в породивших его причинах, в каких-то негативных явлениях общественной жизни, сопровождающих преступле­ние, поэтому её изложение может совпасть с характеристикой соответст­вующих элементов обвинительной речи. Рекомендации о груктурном со-

держании речи приводят лишь к искусственному вычленению какого-либо ее элемента из контекста, лишают речь естественной стройности и логич­ности. Сказанное относится и к характеристике подсудимого как элемента обвинительной речи. Она может прозвучать в обвинительчой речи в раз­ных аспектах: для демонстрации повышенной общественной опасности преступления, для обоснования необходимости назначения подсудимому наказания, избраним конкретного его размера и необходимости его реаль­ного отбытия, для определения мотива преступления. В качестве примера удачного совмешения характеристики подсудимого с общественным зна­чением преступления приведем завершающую часть произнесенной в Се­нате речи А.Ф. Кони по делу Василия Протопопова, обвиняемого в пре­ступлениях по должности. Обосновывая невозможность удовлетворения ходатайства осужденного об отмене приговора судебной палаты, А.Ф. Ко­ни говорил: «Будучи в настоящее время прокурором апелляционного суда, т е. представителем обвинительной власти, я выражаю надежду, что Правительствующий Сенат оставит приговор палаты в силе, а ходатай­ство подсудимого без последствий. Устав о службе граьсданской т II/ Свода законов определяет в cm 712 «общие качества должностного лица и общие обязанности, которые должны быть зерцалом всех его поступ­ков». К ним принадлежат: здравый рассудок, человеколюбие, радение о должности, правым и равный суд всякому состоянию и т.д. Мы видели, как часто гнев потпемнял здравый рассудок подсудимого, мы знакомы с характерными способами выражения им своего человеколюбия, мы знаем, как радение о должности превращалось у него в радение о своей власти, нам известно, как облегчал он обращение к своему правому и равному су­ду ... Он не может без опасения причинения дальнейшего вреда поручае­мому ему делу оставаться матросом на корабле государственной служ­бы Его следует ссадить за борт, и когда он, предавшись частной жизни, сольется с массою ^пюдей, не имеющих никакой власти, он чзглянет на по­следнюю снизу вверх и, вероятно, поймет, как дурно для оругих и опасно для себя распоряжался он тою властью, которая была ему с доверием да­на...» .

3. Характеристика отдельных элементов речи прокурора

3.1. Анализ доказательств Анализ доказательств является, несомненно, важнейиим элементом обвинительной речи. Определив стратегию своей речи, план доказывания виновности подсудимого, прокурор в обоснование каждого из своих выво­дов должен взять только такие доказательства, которые не вызывают со-

¹ Кони А Ф Избранные произведения.. - С.258-259.

мнения в своей допустимости и достоверности. Верным чожет быть толь­ко тот вывод, который вытекает из верных посылок. В обпннителэной речи анализу и оценке подвергается как каждое отдельное доказательство, так и все доказательства в совокупности.

Прежде всего детальному разбору подлежит показания подсудимого, независимо от того, признает ли тот свою вину. Несмотря на то, что пока­зания подсудимого теорией доказательств рассматриваютея лишь как одно из доказательств, равное с другими и не имеющее по сравнению с ними ни большей, ни меньшей силы, они не утрачивают своего оссбого значения. Это значение определяется тем, что подсудимый - главнык и непосредст­венный участник преступления, он лучше, чем кто-либо другой, знаком с обстоятельствами его совершения и, следовательно, может дать о нем наи­более полную информацию. Показания подсудимого ? важнейшее средство его защиты, поэтому ни орган уголовного преследования, ни суд не вправе игнорировать его объяснения, лишая возможности защищаться. Показания подсудимого должны быть тщательно проверены я сопоставлены с други­ми доказательствами и в зависимости от их содержания либо использова­ны для обоснования обвинения, либо опровергнуты.

Задача прокурора значительно упрощается, если подсудимый призна­ет себя виновным в совершении преступления, однако, почня об извест­ном правиле оценки этого вида доказательства, прокурор обязан обосно­вать правдивость этих показаний, добровольность сделанного признания, его соответствие иным доказательствам. При отрицании подсудимым вины у прокурора есть два варианта поведения. Он может обойти молчанием по­зицию подсудимого и доказать его вину с помошью других доказательств; ложь подсудимого, таким образом, становится очевидной и в опроверже­нии не нуждается. При втором вариаше обвинитель шаг за шагом опро­вергает показания подсудимого, показывает суду их надум.шносгь и про­тиворечивость. Возможно использование и обоих приемов одновременно.

Пример: С. утверждает, что войдя в кухню, увадел кровь на груди своей жены. Поняв, что что-то произошло, возможно самоубийство, а мо­жет быть и убийство - подруга жены Л. в одной сорочке стоит рядом и держит раненую за руку, выскочил во двор и стал заводить машину, чтобы доехать до телефона-автомата и вызвать "скорую". По его словам, он был сильно обеспокоен состоянием жены, поэтому не стал к мел подходить, а сразу бросился к машине. Выехав со двора, в 70 метрах or калитки увидел идущих впереди супругов Л., полностью одетых в зимнюю одежду. На во­прос суда ответил, что не видел, как Л. прошли мимо него, сидящего в ма­шине.

Остановимся пока на этом. Все эти показания при правильной оценке выглядят совершенно неубедительно. Прокурору достаточно задать во­прос: что делает муж, видя жену раненой? Что делает любой человек в по­добной ситуации? Разве не естественно спросить, что случилось, попы-

таться помочь, поднять на руки, положить на диван, перевязать? Поведе­ние С, им самим описанное, противоречит элементарным психологиче­ским законам, здравому смыслу, нелогично. Возможные контраргументы С сводятся к тому, что он только что застал жену в двусмысленной, как он утверждает, позе с посторонним мужчиной, гостем, мужем подруги, и тре­бовать от него в такой ситуации заботы о жене - противоестественно. Од­нако позволительно тогда спросить, куда же бросился С, увидев раненую жену? За помощью. Значит ли это, что его раздражение против жены про­шло? Что сострадание проснулось в нем? Допустим. Но почему тогда, увидев, что подруга вместе с мужем уходит, не остановился, не спросил, как она могла оставить раненую одну? С- отвечает, что решил, что жене стало лучше. Настолько лучше, что подруга оставила её одну с ножевым ранением? Но если лучше, значит можно вернуться и не звонить в "ско­рую", а если он все-таки едет дальше, и звонит, и говорит дежурной, что жена пырнула себя ножом и умирает, то как мог не возмутиться, увидев, что гости уходят, оставляя его жену окровавленную, бесчувственную? Где правда? Где логика?

Обратимся к другой части показаний С. Вот он видит, что Л. стоит на кухне раздетая, в одной сорочке и даже описывает рисунок этой сорочки. А спустя несколько минут он же видит её впереди себя, за 70 метров от дома, одетой в зимнее пальто, сапоги (а родственники, к которым Л. при­шли подтвердили, что она была полностью одета, в чулки к теплое зимнее белье, которое женщины носят зимой). На вопрос суда С. отвечает, что машина, не смотря на зимнее время, завелась сразу, значит прошло совсем мало времени- когда же Л, успела одеться и уйти так далеко?

Еще неточность. С. утверждает, что вышел из дома первым, Л. оста­валась еще там. Каким образом она оказалась впереди С. на дороге? Он го­ворит, что не видел, как Л. с мужем прошли мимо него, но нарисованный им план двора явно говорит о том, что пройти можно только по той до­рожке, где стояла машина, вплотную к машине, т.к. вся остальная террито­рия занесена снегом. Пройти больше негде, но и незамеченным пройти нельзя.

Так постепенно опровергаются показания обвиняемого Сложна позиция прокурора при изменении подсудимым показаний в зале судебного заседания, что достаточно распространено на практике. Признавая свою вину на следствии и отрицая её в суде, подсудимый, как правило, ссылается на оказываемое на него давление со сюроны органов расследования, нарушение права на защиту, плохое самочувствие на до­просе и подобные обстоятельства. Дать этим заявлениям оценку достаточ­но сложно, поскольку нарушения прав обвиняемых и подозреваемых все еще имеют место и формальное наличие в протоколе допроса всех отме­ток о разъяснении прав и подписей не всегда свидетельствует о том, что признание делалось обвиняемым в свободной от принуждения обстановке.

Лучше всего в таком случае аргументировать свои доводи другими дока­зательствами, наличие которых убеждает, что у органов рас следования не было должных мотивов к недобросовестному склонении') обвиняемого к признанию вины. Тем самым косвенным образом подтверждается и прав­дивость тех показаний, которые были получены от обвиняемого на следст­вии.

Изменение показаний в судебном заседании обусловлено и прибли­жающимся наказанием, и ознакомлением обвиняемого г материалами дела, и мотивами, которыми обвиняемый руководствовался признавая свою ви­ну. Тонкий знаток психологии А.Ф Кони так описал cot тсяние подсуди­мого в своей речи по делу Александра Штрамма- в его показаниях «повто­рилось общее явление, свойственное всем делам, где собственное сознание обвиняемого является следствием косвенных улик Сначала подозреваемый сознается совсем неправильно, потом, когда улики группируются вокруг него, когда сила их растет с каждым днем, с каждым ша ^гом следователя, обвиняемый подавляется этими уликами, ему кажется, "то путь отсту­пления для него отрезан, и он дает показание наиболее пра€диво<-, но про­ходит несколько времени, он начинает обдумыеатъ есе етазйнш.е им, ви­дит, что дело не так страшно, каким казалось сначала. ч,по против не­которых улик можно придумать опровержение, v тогоа v него явчяется третье сознанье, в котором он признается лишь в том в чем нельзя не признаться».

Для того, чтобы правильно оценить правдивость тех и других показа­ний обвиняемого, следует понять, чем мотивировано их ичм мнение. По де­лу Р. и других, обвинявшихся в изнасиловании и убийслве несовершенно­летней, один из подсудимых - С. - в суде неожиданно заявил, что Р. не на­силовал потерпевшую и не приказывал её убить Исследование доказа­тельств в суде установило, что Р. перед своим арестом собирался женить­ся на сестре С, и уже жил с ней на правах мужа. Это обстоятельство в со­вокупности с данными о возрасте С. (15 лет) и Р (19 лет), с учетом руко­водящей роли Р. в совершении преступления и информации о том, что во время перевозки подсудимых в суд они имели возможность общаться ме­жду собой, позволило оценить изменение С. показаний как стремление помочь Р. избежать ответственности.

Поскольку среди доказательств значительное место или мают свиде­тельские показания, очень важно уметь отличать правду oi лжи, различать преднамеренное и ненамеренное искажение свидетелями яейстнртельно-сти. В классическом смысле слова свидетель - это лип о, не причастное к совершению преступления, а следовательно, объекгнвное. Однако таких свидетелей бывает не так уж и много Многие свидетели состоят в родст­венных отношениях с обвиняемым или потерпевшим, имеют с ними дру­жеские или приятельские связи. Многие становятся свидетелями в силу то­го, что сами так или иначе причастны к совершению преступления, но по

тем или иным причинам к ответственности не привлечены Незаинтересо-ванные в исходе дела свидетели могут иметь недостатки органов чувств или плохую память Наконец, на показаниях свидетелей отражаются объ­ективные закономерности протекания познавательных процессов - ощуще­ний, восприятия, запоминания и забывания. Взятые все вмгсте эти причи­ны делают свидетельские показания весьма уязвимым доказательством, но именно они и придают этому виду доказагельств особую ценность, неза­менимость. Редкий свидетель говорит абсолютную правду, ни в чем не ошибаясь и не заблуждаясь, так же, как и редкий свидетель говорит абсо­лютную ложь В ею показаниях всегда содержится полезная для ваших интересов информация, а знание психологии человека, особенностей про­текания познавательных процессов поможет правильно её оценить.

Людмила Л., допрошенная сразу же после того, как сообщили об убийстве подруги, дает показания о том, что когда они с мужем, изгнанные ревнивым мужем подруги, уходили, 3. стояла на крыльце, упрашивая ос­таться, прижимала к груди полотенце или салфетку, на которой, как ей ка­жется, была кровь. Эти показания давали основания думать, что убийство было совершено до того, как супруги Л. ушли из дома С, следовательно, даже если они сами к убийству не причастны, то что-то видели, но от след­ствия скрывают. Впоследствии Л. уточнила показания, заявив, что её со­общение о том, что она видела кровь было лишь предположением.

Для того, чтобы правильно оценить эти показания, следует учесть та­кой фактор как внушаемость свидетеля, благодаря которому он сообщает то, что ему кажется должно было быть при определенных обстоятельствах Скандальная ночь, необоснованная ревность со стороны подруги мужа, его буйство, некрасивая сцена изгнания гостей, ночное путешествие к родст­венникам и последующее обсуждение с ними происшедшего вызывали массу впечатлений, высказываемых вслух и осмысливаемых про себя По­явление ранним утром работников милиции с сообщением, что подруга убита, закономерно вызвало мысль: я так и знала. Свидетельнице начинает казаться, что она действительно знала, что так все и закончится, что она, кажется, даже видела что-то красное в руках стоящей на крыльце подруги Почему она прижимала полотенце к груди? Очевидно, зажимала рану. По­чему опиралась на косяк двери? Потому, что была уже ранена Все это не более, чем домыслы, результат разыгравшегося воображения. Прошло время, свидетельница успокоилась, стала способна спокойно вспоминать тягостное событие и поняла, что ничего этого она в действительности не видела, иначе бы ни за что не ушла, оставив давнюю подругу без помощи

В показаниях подсудимых и свидетелей следует искать такие детали, которые не могут быть выдуманы, а значит, являются доказательством правдивости. Например, свидетель, описывая действия подсудимого, гово­рит¹ «Со слов подсудимого, когда он вошел в комнату, у раненой кровь била, как из курицы». Это сравнение, придумать которое невозможно, го-

ворит о том, что подсудимый по меньшей мере присутствовал в момент нанесения удара, а не вошел в комнагу позднее. По разъяснениям экспер­тов, фонтанирование крови кратковременно и возможно лишь з момент извлечения из раны орудия преступления.

Для оценки показаний свидетелей важно, через какой промежуток времени после преступления они были допрошены - сразу же. по горячим следам, когда они еще не знают тех обстоятельств, в сокрытии которых за­интересованы, или когда им уже известно значение тех или иных фактов.

По делу С. был допрошен его сын Азат. который сообщил на первом допросе, что отец приехал к нему в 4.30 утра. Однако по стовам отца, он заехал к сыну сразу после звонка в "скорую помощь". Звоаок поступил в 5. 44. Разница во времени давала обвиняемому возможность вместе с сыном произвести инсценировку места происшестввд. Это обстоятельство разру­шало и версию С. о том, что он не знал, что произошло с женой, т.к. сразу же кинулся вызывать скорую. Поэтому вникнув в обстоятельства дела, Азат на втором допросе изменил свои показания, скачан, что не помнит точного времени прихода отца, но это было уже утром, ближе к 6 часам.

Прокурор не может оставить без внимания и re доказательства, кото­рые противоречат избранной им линии доказывания Эю ослабляет его по­зицию, делает его необъективным. Поэтому задача прокурора - продемон­стрировать ложность таких показаний или хотя бы зародить сомнения в их достоверности. Достигается это путем демонстрации внутренней противо­речивости свидетельских показаний, сопоставления их с теми фактами, ко­торые бесспорно установлены, указания на несоответствие правде какой-либо части показания - и сомнительным становится псе доказательство.

Имеет ли значение для оценки показания личность свидетеля¹⁷ Можно ли ссылаться на прошлое поведение свидетеля в доказатетьство правдиво­сти или ложности его показаний? Личность свидетеля весьма важна для оценки показаний. Мы обычно связываем сообщаемое человеком с тем, что он из себя представляет, насколько он для нас в какон-тэ ситуации ав­торитетен. Например, свидетель говорит, что подсудимый - хороший врач, но сам у него никогда не лечился. Цена его показаниям - грош. Личность человека может свидетельствовать о наличии или отсутствии мотива ко лжи. Любая порочащая свидетеля информация, в том числе и не имеющая отношения к делу, способна вызвать негативное отношение к нему и тем самым поставить под сомнение правдивость показаний. В деле действи­тельно сомнительном использование этого способа доказывания ненадеж­ности показаний может сыграть значительную роль. Но если показания та­кого свидетеля соответствуют обстоятельствам дела и подтверждаются другими доказательствами, использование тако~о приема может умалить достоинство судебного оратора. Допустим, свидетель в прошлом судим. Разве это является доказательством его лжи в данном целе'' Допустим, свидетель пьяница, в связи с чем восприятие им событий часто искажено.

Но если в описываемом им случае он был трезв? Гораздо более эффектив­но разрушает доверие к свидетельским показаниям указание на объектив­ные причины, влекущие ненамеренное искажение действительности - пло­хое зрение свидетеля, слабая память, насыщенность его жизни событиями, вследствие чего он мог перепутать их последовательность, и т.п.

Проаналзированы должны быть в обвинительной речи и другие дока­зательства - заключения эксперта, вещественные доказательства, докумен­ты и протоколы. Как правило, сами по себе они не уличают в совершении преступления, но являются важными звеньями в цепи логических рассуж­дений, подтверждая отдельные, промежуточные выводы. Скажем, у обви­няемого обнаружено орудие преступления. Достаточно ли это для того, чтобы заявить о его виновности? Разумеется, нет. Адвокат скажет, что это оружие обвиняемому было подброшено, что не этим орукием совершено убийство. Поэтому прежде, чем от факта обнаружения оружия строить вы­вод о виновное ги подсудимого в совершении преступления, следует дока­зать, что обвиняемый имел намерение совершить преступление, для чего и приготовил оружие, что на нем имеются отпечатки его пальцев, что ору­жие имеет следы недавнего употребления, что обыск был произведен по всем правилам и понятые наблюдали факт обнаружения оружия, что им не мог воспользоваться никто другой.

Заключение эксперта само по себе тоже, как правило, недостаточно для утверждения о вине подсудимого, ибо эксперт никогда не может ука­зать на конкретное лицо, как совершившее определенные действия. Одна­ко экспертиза дает такие промежуточные факты, которые, если взять их в совокупности с другими, создают неопровержимую цепь доказательств. Например, эксперт дает заключение о причине смерти от проникающего ножевого ранения, однако в мотивировочной части отмечает направление раневого канала - сверху вниз, спереди назад и слева направо. В совокуп­ности с данными о том, что потерпевший не был левшой, это заключение опровергает версию о самоубийстве.

Таким образом, анализ и оценка каждого отдельного доказательства важны не сами по себе, а лишь в связи с тем местом, которое каждое из них занимает в общей линии доказывания.

3 2 Характеристика подсудимого Она может иметь значение не только сама по себе, не» и для установ­ления мотива совершения преступления, который привлекается прокуро­ром для доказывания виновности, а защитником - для смягчения ответст­венности подсудимого. Если в первом случае речь идет о социальной ха­рактеристике личности - отношении к труду, семье, поведении в прошлом, то во втором - и о психологической характеристике личности, о её нравст­венных переживаниях и внутренних побуждениях. Этот аспект очень си­лен в речах юристов прошлого века и практически отсутствует в совре-

менных В речах наших обвинителей характеристика личкссти подсудимо­го излагается, как правило, формально, чаше всего можно услышать стан­дартную фразу: «При назначении меры наказания прошу учесть, чго под­судимый на момент совершения преступления нигде не работал, ранее трижды судим, преступление совершено в состоянии алкогольного опья­нения...». Между тем это один яз наиболее сложных компонентов обвини­тельной речи, требующий глубокого знания психологии человеческого по­ведения. Что чувствовал, что думал человек, готовясь к ее вершению пре­ступления, что пережил совершив его - ответить на пи ЕопросЕл, значит понять и подсудимого, и причину его преступления, точно определить сте­пень опасности его для общества, наличие или отсутствие необходимости лишения свободы.

Но чтобы составить характеристику личности, следует изучить пред­шествующую жизнь человека, допросить близко знавших ею людей, ис­следовать его поступки. Образ подсудимого складывается и из его отно­шения к содея]яному, с очевидностью проступающею ит его собственных показаний. Для оценки личности важны не столько прямые ответы подсу­димого на вопрос об отношений к содеянному, сколько описание им под­робностей совершения преступления - ведь лучшая характеристика дается не словами, а фактами.

Н., описывая совершенное им убийство женшины, говорил: <Я её взял за голову и - об колено». Характер проступает ошетливо, таи не сделает и так не скажет человек, лишенный жестокости, однако если чадать подсу­димому прямой вопрос, он скорее всего ответит, что сожалеет о содеян­ном.

Вот как описывает подсудимого обвинитель А.Ф. Кони. «Это харак­тер твердый, решительный, смелый. С товарищами жг'вет Егср не в ла­ду, нет дня, чтобы он не ссорился, человек «озорной», несгокойный, нико­му спускать не любит Студента, который, подойдя к бане, стал нару­шать чистоту, он поколотил больно - и поколотил притом не своего бра­та мужика, а студента, «барина», стало быть человек, не очзчъ оста­навливающийся в своих порывах.

Для того, чтобы признать человека виновьът, еще недостаточно признать, что им совершено преступление Вина чеюеека - его внутрен­нее душевное отношение к содеянному, задача суда - успитпвить харак­тер этого отношения - наличие злой воли как говорит* раньше, т е умыс­ла, или слеоование влиянию ослепляющей страсти В оомаинем быту это человек не особенно нежный, не позволяющий матери плш:ать, ногда его ведут под арест, обращающийся со своей любовницею, «как палач» Ряд показаний рисует, как он обращается вообще с теми, кто ему подчинен по праву или обычаю «Идешь ли?» ? прикрикивает он на жену зовя ее с собою, «Гей, выходи»,' стучит в окно, «выходи», - властно кричит он Аг-рафене Это человек, привыкший властвовать и повепевать теми, кто

ему покоряется, чуждающийся товарищей, самолюбивый, непьющий точный и аккуратный Итак, это характер сосредоточенный сильный и твердый, но развившийся в дурной обстановке, которая ему никаких сдерживающих нравственных начал дать не могла» .

Основания для вывода о характере человека есть в любом деле, надо уметь пользоваться его материалами. Если свидетель употребляет по от­ношению к подсудимому какой-то эпитет, например, трудяга, добряк, пья­ница, значит он его хорошо знает. В речи этот эпитет можно воспроизве­сти. При этом следует помнить, что свидетельские показания о личности могут быть субъективны, мы склонны оценивать человеьа потому, как к нему относимся. Характеристика подсудимого должна быть объективна, как и все остальное в речи обвинителя. Известно, что прокурор склонен считать подсудимого худшим, а защитник - лучшим, чем он есть на самом деле. И хотя защитник вправе рисовать облик подсудимого односторонне, а прокурор - нет, возможно, оба они характеризуют его верно: в каждом человеке переплетается и хорошее, и плохое. Еще Ларошфуко писал «В отдельных случаях умный человек может поступить как глупец, упрямый -с уступчивостью, крабрый как трус, грубый и жестокий • с нежностью и мягкосердечием».

У нас часто путают характеристику личности как описание человека и характеристику как документ с аналогичным названием, в котором в сухой и очень краткой форме сообщается, кем работал подсудимый, пользовался ли уважением в коллективе, нарушал ли трудовую дисциплину. Но что за человек подсудимый - из материалов дела часто не видно. Исследованию личности на суде уделяется мало внимания, очевидно потому, что субъек­тивная сторона преступления перестала быть предметом доказывания, ви­на в виде умысла и пи неосторожности презюмируется, особенно при нали­чии заключения психиатрической экспертизы о вменяемости. Однако спо­собность человека сознавать характер своих действий и руководить ими не означает еще, что в данный конкретный момент он отчетливо понимал, что делает и каковы будут последствия. В психологии, кроме преступлений, совершенных в заранее обдуманным намерением или по неосторожности, выделяют большую группу так называемых аффективных преступлений Они относятся к разряду умышленных, однако зависимость поведения от внешней ситуации, какого-либо повода, на котором фокусируется созна­ние, не позволяет говорить о полном осознании таким лицом фактического характера и общественной опасности своих действий и о способности ру­ководить ими. Во шикающее в острых психотравмирующих ситуациях сильное душевное волнение в определенный пиковый момент достигает такой силы, что лишает человека способности адекватно оценивать ситуа­цию и контролировать свои действия Эта особенность человеческого по-

¹ Кони А Ф Изоранные произведения   - С 302- 303.

ведения учитывается законодателем, предусматривающим значительно меньшую ответственность за убийство и причинение тяжкого или средней тяжести вреда здоровью, совершенное в состоянии сильного душевного волнения, вызванного насилием, издевательством или тяжким оскорблени­ем со стороны потерпевшего или иными противоправными или амораль­ными действиями (бездействием) потерпевшего (ст. 107 и 113 УК РФ). В доказывании аффекта заинтересована, как правило, сгоронг защиты. Одна­ко и прокурор не может выполнить своей задачи и угнерждатъ, что подсу­димый в полной мере ответственен за свои поступки, без анализа аффекто-генной ситуации и мотивации поведения подсудимого.

В преступлениях против личности важное значение имеет анализ взаимоотношений подсудимого с потерпевшим, поскольку именно в них зачастую кроется причина преступления и именно они позволяют судить о степени опасности личности для окружающих - нос иг ли преступление си­туативный характер и вызвано лишь конкретными межличностными от­ношениями или оно совершено в отношении случайной жзргвы, на месте которой мог оказаться любой человек. Проявляя объективность в первом случае, прокурор не может оставить без внимания роль потерпевшего в преступлении, однако он имеет возможность утверждать, что поведение жертвы не может оправдывать подсудимого, что никто не вправе быть судьей другого и поднимать руку на другого человека, что есть другие способы разрешения конфликта. Во втором же случае чернить личность потерпевшего вовсе не уместно, т.к. она не находится в причинной связи с содеянным. Однако прокурор может выразить сожаление, что жертва была неосторожна и неосмотрительна, вследствие чего явилась легкой добычей для подсудимого, и подчеркнуть коварство и вероломство последнего, воспользовавшегося доверчивостью или слабоумием потерпевшего, объек­тивными обстоятельствами и т.п. Любая ситуация всегда и«еет ,ipe сторо­ны, однако при их оценке важно соблюсти такг и чувство меры, не пере­хватить через край.

3.3. Соображения о мере наказания Цель уголовного судопроизводства заключается а ргорешении уго­ловно-правового конфликта, восстановлении социальной справедливости. Этой цели служит определяемое судом наказание подсудимого, призван­ное в какой-то мере восстановить справедливость, воздав преступнику за причиненное им зло. Наказание должно быть соразмерно кенкретной вине, определить которую может только суд, поэтому наказание, предусмотрен­ное уголовным законом, всегда альтернативно Представляя государство, прокурор вправе от его имени высказать свое суждение о том, какая из ус­тановленных государством альтернатив наиболее целесообразна в данном случае. Однако в теории существует вопрос степени конкретизации про-

курором своих предложений о наказании подсудимого, об обращении к суду с просьбой о применении конкретного вида и размера наказания.

Ст. 248 УПК РСФСР - прокурор высказывает суду свои соображения по поводу меры наказания в отношении подсудимого - дает основания для предположения, что закон имеет в виду и вид, и размер наказания, охваты­ваемые понятием мера наказания На практике прокуроры так и поступа­ют, однако всегда ли это правильно? Всегда ли можно обосновать предло­жение конкретного размера наказания? Где та грань, которая позволяет прокурору утверждать, что за совершенное зло подсудимый должен рас­платиться пятью годами и шестью месяцами лишения свободы, а не пятью или шестью годами?

Прокурор, бесспорно, должен не только назвать, но и обосновать свое предложение о применении исключительной меры наказания, о пожизнен­ном заключении, о назначении высшего или низшего пределов санкции конкретной статьи, о наказании ниже низшего предела. Требует обязатель­ного обоснования предложение об условном осуждении, о применении от­срочки исполнения приговора. Все эти случаи свидетельствуют о неорди­нарности обстоятельств дела и требуют взвешенного подхода и тщатель­ного обоснования. Но всегда лн может прокурор доказать, что для целей исправления подсудимого или предупреждения преступлений необходимо ровно 6 лет изоляции от общества, ни больше-ни меньше?

Конкретизация прокурором предлагаемой им меры наказания порой с гавит суд в сложное и двусмысленное положение, вызывает у присутст­вующих недоуменные вопросы, формирует искаженное представление о сути происходящего. Если суд назначает ту же меру наказания, которую предложил прокурор, у присутствующих возникает убеждение, что суд и прокурор заодно, а если суд применил более мягкое наказание - значит прокурор был необъективен. Еще хуже бывает, когда суд назначает нака­зание более строгое, чем предлагается прокурором (иногда это делается исключительно для демонстрации судейской независимости). Избежать всех этих неадекватных оценок можно, лишь предоставив суду право са­мостоятельно решать вопрос о размере наказания, предварительно сооб­щив ему всю информацию, влияющую на его выбор.

В обвинительной речи прокурор может высказать свои соображения и по другим вопросам, подлежащим разрешению в приговоре: о том, сле­дует ли и в каком размере удовлетворить гражданский иск, как поступить с вещественными доказательствами, нужно ли отменить или изменить меру пресечения до вступления приговора в законную силу, вынести частное определение. Однако необходимость осветить эти вопросы определяется конкретными обстоятельствами дела.

4. Речь прокурора прм отказе от обвинения

Если в результате судебного разбирательства прокурор придет к убе­ждению, что данные судебного следствия не подтверждают предъявленно­го подсудимому обвинения, он обязан отказаться от обвинения и изложить суду мотивы отказа (ч.З ст. 248 УПК). Отказ прокурора ог обвинения воз­можен на любом этапе предварительного слушания и судебного разбира­тельства дела судом присяжных (ч. I ст. 430 УПК).

Кем является прокурор при отказе от обвинения? Какую функцию выполняет? Как называется его речь в этом случае? Какоьы последствия отказа прокурора от обвинения? Ответ яа поставленные вопросы меняется по ходу продвижения судебной реформы. Прежнее законодательство одно­значно исходило из того, что суд не связан мнением обвиьителя и вправе продолжить разбирательство дела в обычном порядке, a cj едовательно, и постановить обвинительный приговор. Основанное на старой концепции судопроизводства, при которой суд признавался субъектом доказывания и был обязан устанавливать истину, такое положение приводило к смеше­нию процессуальных функций и принятию судом на себя функции обви­нения. Между тем обвинение есть источник и движущее начало уголовно­го процесса. Нет обвинения - нет уголовного процесса. Е.сли тем не менее процесс продолжается, значит, продолжается и обвинение. Если процесс продолжает суд, значит, он и становится обвинителем. Однако, как указал Конституционный суд РФ в Постановлении от 20 апреля 1999 г. N 7-П¹, принцип состязательности и равноправия сторон в уголовном судопроиз­водстве означает прежде всего строгое разграничение судебной функции разрешения дела и функции обвинения, которые осуществляются разными субъектами. Разрешая дело, суд на основе исследован ны* в судебном засе­дании доказательств формулирует выводы об установленных фактах, о подлежащих применению в данном деле нормах права и, соответственно, об осуждении или оправдании лиц, в отношении которых пелось уголовное преследование. При этом состязательность в уголовном ?•удопроизводстве во всяком случае предполагает, что возбуждение уголовного преследова­ния, формулирование обвинения и его поддержание перед судом обеспе­чиваются указанными в законе органами и должностными лицами, а также потерпевшими. Возложение же на суд обязанности в той или иной форме подменять деятельность этих органов и лиц по осуществлению функции обвинения не согласуется с предписанием ст. 123 (ч. 3) Конституции Рос­сийской Федерации и препятствует независимому и беспристрастному осуществлению правосудия судом.

Инициируя продолжение следственной деятельности по обо:нованию обвинения, суд по сути выполняет не свойственную ему обвинительную функцию. Согласно конституционному принципу презумпции невиновно-

¹ Вестник Конституционного суда РФ. - N 4 - 1999.

сти, каждый обвиняемый в совершении преступления считается невинов­ным, пока его вина не будет доказана в предусмотренном федеральным за­коном порядке и установлена вступившим в законную any приговором суда. Из этого принципа в совокупности с принципом состязательности (ч.З ст. 123 Конституции Российской Федерации) следует, что суд вправе устанавливать виновность лица лишь при условии, если доказывают ее ор­ганы и лица, осуществляющие уголовное преследование, поскольку по ст.118 и 123 (ч. 3) Конституции Российской Федерации, суд, рассматривая уголовные дела, осуществляет исключительно функцию отправления пра­восудия.

Установленное в ч. 4 ст. 248 УПК РСФСР правило, силасно которому отказ прокурора от обвинения не освобождает суд от обязанности продол­жить разбирательство дела и разрешить на общих основаниях вопрос о ви­новности или невиновности подсудимого, противоречит Конституции РФ. В результате функция поддержания обвинения переходит фактически к самому суду, и он должен обеспечивать выявление и исследование обос­новывающих данное обвинение доказательств.

Конституционный суд РФ при этом сослался на свое Постановление от 28 ноября 1996 года по делу о проверке конституционности ст. 418 УПК РСФСР¹, в котором было отмечено, что в состязательном процессе суд обязан обеспечивать справедливое и беспристрастное разрешение дела, предоставляя сторонам равные возможности для отстаивания своих пози­ций, и не может принимать на себя дополнительно выполнение процессу­альной функции стороны, представляющей обвинение, так как это наруша­ет конституционный принцип состязательности и приводит к тому, что сторона, осуществляющая защиту, оказывается в худшем положении. Сформулированная Конституционным судом Российской Федерации пра­вовая позиция в полной мере применима к ситуациям, порождаемым нор­мой ч. 4 ст. 248 УПК РСФСР, когда суд должен продолжать рассмотрение обвинения, предъявленного органами расследования, даже при отказе про­курора от его поддержания. Более того, по смыслу указанной нормы, суд вправе в этих случаях вынести по делу и обвинительный приговор, а также по собственной инициативе направить дело для дополнительного рассле­дования, что противоречит ст. 49 и 123 (ч. 3) Конституции Российской Фе­дерации.

Отказ прокурора от обвинения означает отпадение предмета судопро­изводства, прекращение судебного спора. Развитие таких взглядов на су­допроизводство, утверждение принципа его состязательности отразилось на формировании правила об обязанности суда прекратить производство по уголовному делу в случае отказа прокурора от обвинения при отсутст-

¹ Вестник Конституционного суда РФ. - N 5. - 1996.